Бункер вождя строили смертники
[1] [2] [3] [4]Он знает и обеспечит вашу безопасность… При захвате НКВД документы уничтожить. Ответственность возлагаю на товарища Иванова. Быть наготове к неожиданностям. Пройти негласные посты НКВД и не шутить. Действовать по инструкции. Предупреждаю”. Так группа предупрежденных сотрудников во главе с Ивановым ночью бежала из Куйбышева и на перекладных добралась до Рязани. Оттуда — в Москву. Судьба оставшихся строителей доподлинно неизвестна: по разным версиям, часть отправились на фронт, а другую часть арестовали незадолго до окончания работ.
— В июле 43-го нас с товарищем, Петей Трофимовым, выследили и арестовали, — говорит Иванов. — На инженера Островского шили дело… Привезли нас в Москву, на Лубянку. Следователь вместо приветствия одной рукой сорвал ордена с моей шинели. Другой так съездил по челюсти, что разом раскрошил шесть зубов… Я отпирался показывать против своего бывшего начальника. Потом очнулся в камере. Не понимал, сколько времени, день или ночь. Ведь допросы вели круглые сутки. Я терял рассудок и что-то подписывал не читая. И на себя, и на Островского. Потом от меня надолго отстали, но в общей сложности я провел на Лубянке около трех лет…
Иванова несколько раз переводили в разные столичные тюрьмы. В Бутырке узникам не давали спать, а в Сухановке Иванов пережил одну из ночей, будучи в полной уверенности, что на рассвете его расстреляют.
— Следователи требовали от нас наводки — чтобы найти всех метростроевцев, задействованных в проекте, которым удалось избежать ареста, — объясняет Иванов. — Однажды после допроса следователь плюнул в мою сторону: “На рассвете готовься на выход. С вещами”. Я всю ночь не мог заснуть. Надеялся, что на том свете меня просветят… Лязганье ключей уже не вызвало страха. Даже радовался, что больше не буду ходить по этим коридорам. Открылась железная дверь — за ней я увидел заключенного, которому через секунду после того, как мы зашли в камеру, точным выстрелом вышибли мозги. “И ты сдохнешь, как бешеная собака”, — поучительно сказал следователь и повел меня обратно в одиночку.
Обещание свое тот следователь так и не выполнил. Николая Никитовича этапом отправили в лагерь на строительство Волго-Донского канала, где он потерял своего последнего друга Петра Трофимова.
…Новый приятель Иванова по лагерю — Белесый — в перерывах между изнурительной работой тратил всю бумагу на письма товарищу Сталину: “Моя судьба — трагическая ошибка. Оговорили. Это враги внутри партии хотят подорвать незыблемый коммунистический строй. Когда вождь узнает о такой несправедливости, он накажет наших обидчиков”, — рассуждал он.
— Я не говорил товарищу по несчастью, что лично видел Сталина, — продолжает Николай Никитович. — Самое интересное, что многие заключенные плакали, когда умер вождь. А после его смерти некоторые потеряли надежду выйти на волю. Я же с нетерпением ждал освобождения…
И в 53-м году Иванову сунули в руки потрепанную шинель и выставили за ворота. Он прижился в Ростовской области — нашел девушку по душе.
— На работу меня брали неохотно с таким пятном на репутации.